Людмила Львовна, зеки бежали, осторожнее будьте! – предупредила продавец… Если бы они только знали…

«Людмила Львовна, зеки бежали, осторожнее будьте!» – предупредила продавец… Если бы они только знали…

— Людмила Львовна, зеки бежали, осторожнее будьте! — с тревогой сказала продавщица Валентина из маленького продуктового. — Где-то недалеко видели…

Людмила Львовна остановилась, перехватив сумку поудобнее.

— Да что ж это такое… Опять побег? — вздохнула она.

— Да, — зашептала Валентина, оглядываясь. — Говорят, трое. Один из них вроде как опасный.

— Да все они опасные… — хмыкнула Людмила Львовна. — Но меня-то чего пугать?

— Да просто будьте осторожны, — настаивала продавщица.

Людмила Львовна кивнула и вышла. Дул осенний ветер, накрапывал дождь. Женщина пожала плечами и поспешила домой.

Она жила на краю поселка, в маленьком деревянном доме. Дом старый, но теплый. За всю жизнь она много повидала: и войну, и голод, и тяжелые времена, когда приходилось выживать.

Поставив сумку на стол, она привычным движением разожгла печь. Дрова потрескивали, разгоняя вечерний холод.

Едва она села отдыхать, как услышала шум за окном.

Она замерла. Кто-то был во дворе.

Незваных гостей Людмила Львовна не боялась. Встала, взяла тяжелый чугунок с плиты — мало ли, чем придется обороняться. Осторожно подошла к двери.

— Открой, бабка, — раздался мужской голос. — Нам поесть надо.

Людмила Львовна задумалась.

— А не то что? — громко спросила она.

Молчание.

— Видите ли, — продолжала она спокойно, — вас уже ищут. А я ведь не просто бабка.

За дверью кто-то хмыкнул.

— Кто ж ты тогда?

Она усмехнулась.

— В молодости я работала в зоне. Сначала врачом, потом воспитателем. С вашими вроде бы работала.

Теперь за дверью молчали.

— И знаешь что? — добавила она. — Если дверь открою, вы тут же получите ложкой по лбу.

Раздалось шептание, кто-то нервно фыркнул.

— Да ладно тебе, бабка… Нам только еды…

— А вы знали, что охрана всегда сначала заглядывает к старым работникам зоны?

— Чего?

— Это инструкция такая. Я вот только что с Валентиной говорила. Она, наверное, уже сообщила кому надо.

Шепот за дверью усилился. Через минуту послышались быстрые шаги.

Людмила Львовна выдохнула.

Через час у ворот остановился милицейский уазик.

— Людмила Львовна, вас не тревожили?

Она усмехнулась.

— Были, да ушли.

— Почему не позвонили?

— Да куда ж им от меня? — она хмыкнула. — Они же не знали…

Оперуполномоченный Михайлов, высокий худощавый мужчина с острым взглядом, внимательно смотрел на Людмилу Львовну.

— Вы бы все же нас вызвали, — сказал он, нахмурившись.

— Да разве ж мне впервой с такими разговаривать? — махнула рукой она. — Вон, чай еще теплый, садись, попей.

Михайлов усмехнулся, но не сел.

— Все равно опасно, Людмила Львовна. Мы сейчас осмотрим территорию. Они где-то в поселке еще могут быть.

— Конечно, конечно, смотрите, — кивнула она.

Когда милиционеры ушли, Людмила Львовна покачала головой и снова села к печке.

— Знали бы они, сколько раз ко мне такие «гости» заходили…

Она вспомнила первый случай, когда еще в 60-х, только выйдя на пенсию, столкнулась с бывшим заключенным. Тот работал в зоне при ней, а после освобождения нашел ее, пришел просить еды и прощения.

«Я, мать, тогда дурак был… а вы меня не били, не ругали… А я ведь мог вас и под нож пустить…»

С тех пор многие заглядывали. Кто с просьбами, кто с угрозами, кто просто поговорить.

Спустя несколько часов пришла весточка: беглецов поймали в старом сарае у леса. Обошлось без жертв, но один из них был ранен — упал в овраг, пока пытался скрыться.

— Людмила Львовна, а вы точно не знаете, почему они ушли от вас? — спросил молодой лейтенант, когда наутро заглянул к ней.

— Знаю, конечно, — усмехнулась она. — Я им правду сказала.

— Какую?

Она посмотрела на него и хитро улыбнулась:

— Что меня бояться надо больше, чем милицию.

Лейтенант почесал затылок, а потом рассмеялся.

— С вами бы лучше не спорить…

— Вот и они поняли.

Людмила Львовна закрыла дверь, налила себе чаю и впервые за ночь спокойно уснула.

Прошло несколько дней. В поселке снова зажили обычной жизнью: кто на работу, кто в огород, кто в магазин за хлебом. Вечером мужики снова собирались у магазина, обсуждая новости.

— Ну и ну, — покачал головой сторож Федор. — Ты глянь, а! Прям под носом у нас прятались.

— Говорят, один из них в милиции признался, что к Людмиле Львовне заходили, — добавил кто-то. — А она их раз-два и домой отправила!

— Говорил же я, что с ней лучше не связываться, — хмыкнул дед Прохор.

Людмила Львовна в это время сидела у себя на крыльце, слушала, как ветер гоняет по двору опавшие листья, и пила чай.

Вдруг кто-то постучал в калитку.

Она подняла взгляд. Перед ней стоял мужчина лет пятидесяти, худощавый, с усталым лицом.

— Людмила Львовна… Узнаете?

Она прищурилась.

— Витька?

— Он самый…

Виктор был тем самым бывшим заключенным, который когда-то после освобождения приходил к ней за едой и советом.

— Чего тебе, Витя?

Он опустил глаза, помолчал, а потом вздохнул.

— Это я тем зэкам рассказал про вас… Думал, может, поможет…

Людмила Львовна молчала.

— Просто знал, что если кто и справится, так это вы. Они ж были совсем шальные…

Она посмотрела на него внимательно.

— А ты-то сам как?

— Да вот… Живу. Работу нашел.

— Молодец.

Виктор кивнул, потоптался на месте и тихо добавил:

— Вы… простите, если что.

— Прощать мне нечего, Витька. Ты сам свою судьбу выбираешь.

Он снова кивнул, вытер ладонью лицо и, не прощаясь, ушел в темноту.

Людмила Львовна еще долго сидела на крыльце, глядя ему вслед.

Потом встала, поправила платок и пошла в дом.

Жизнь продолжалась.