Сын унижал мать при друзьях и нагла врал в лицо, но я это так не оставила

Даня, ты хоть понимаешь, как обидно слышать такое от родного сына? — мой голос дрожал, но он лишь усмехнулся и закатил глаза.

— Мам, ну хватит драмы. Ты сама виновата — вечно всё делаешь не так.

Я смотрела на своего девятнадцатилетнего сына и не узнавала в этом холёном молодом человеке того милого мальчика, которого когда-то носила на руках. Когда это началось? Наверное, после развода, когда я решила посвятить всю себя единственному сыну. Классическая ошибка матери-одиночки — я так боялась, что ему не хватает отцовского внимания, что сама не заметила, как превратилась в прислугу.

— Ольга Николаевна, эти отчёты нужно сдать до вечера, — напомнила моя коллега Света.

— Да-да, конечно, — я встряхнулась, пытаясь сосредоточиться на цифрах в мониторе. Но мысли снова унесли меня домой, к предстоящему вечеру. Даня обещал привести друзей, а это значит — снова готовка, уборка и… унижения.

Вечером квартира наполнилась шумной компанией студентов. Я металась между кухней и комнатой, расставляя тарелки с закусками.

— Мам, ты можешь хотя бы сегодня не позориться? — громко фыркнул Даня, когда я случайно пролила немного чая. — Руки вечно трясутся как у старушки.

Его друзья засмеялись, а один, кажется Кирилл, даже присвистнул:

— Дань, ты жёстко с мамой.

— А что делать? — пожал плечами сын. — Криворукость не лечится.

Я молча вытерла лужицу и ушла на кухню. Там, у плиты, глотая слёзы, пыталась понять — когда же мой мальчик стал таким? Может, я действительно что-то делаю не так?

— Мам, — Даня заглянул на кухню. — Слушай, мне нужно пятнадцать тысяч. На учебники.

— Опять? — я вздохнула. — Я же на прошлой неделе давала…

— То были другие! — он раздражённо дёрнул плечом. — Ты что, не хочешь, чтобы я учился?

Знакомая манипуляция. Я полезла в кошелёк, хотя прекрасно знала — никакие это не учебники. Вчера случайно видела на его столе чек из игрового магазина.

Внезапно в дверь позвонили. На пороге стояла моя начальница:

— Ольга, извини за поздний визит, но нужно срочно подписать документы…

Из комнаты донёсся громкий голос Данила:

— Мам, ты можешь потише топать? Мы тут вообще-то разговариваем! И чаю принеси нормального, а не эту бурду!

Я увидела, как изменилось лицо начальницы. Щёки загорелись от стыда. В этот момент что-то внутри меня надломилось. Может, это была последняя капля, а может… просто пришло время перестать быть половиком у двери собственного сына.

***

— Мама, ты совсем с катушек съехала? — Даня смотрел на меня как на умалишённую, когда я попыталась заговорить с ним о вчерашнем вечере. — Подумаешь, попросил чаю принести. Ты теперь из этого трагедию раздуешь?

Я сидела на кухне, крутя в руках чашку остывшего кофе. За окном накрапывал дождь, и серое утро как нельзя лучше отражало моё настроение. После визита начальницы я не спала всю ночь, прокручивая в голове события последних лет.

— Знаешь, сынок, — я старалась говорить спокойно, хотя внутри всё дрожало, — мне больно видеть, как ты…

— О господи, — он театрально закатил глаза, — опять начинается. Мам, у тебя есть талант — превращать любой разговор в нытьё. Я в универ опаздываю.

Он схватил рюкзак и вылетел из квартиры, оставив меня наедине с недосказанными словами и горьким привкусом во рту. Я механически начала убирать со стола, когда из его комнаты донеслась трель телефона. Даня забыл мобильный.

Экран высветил сообщение от какого-то Макса: «Братан, спс за консоль! Огонь вещь! Предки не спалили, откуда бабки?»

Я замерла. Консоль? Те самые пятнадцать тысяч на «учебники»? В груди что-то сжалось, но это было уже не привычное чувство обиды. Скорее, глухая злость — на сына, на себя, на эту бесконечную карусель вранья и манипуляций. Похоже он вообще все деньги спускает, что я ему даю.

***

Вечером я не выдержала:

— Даня, давай поговорим начистоту. Зачем ты соврал про учебники?

— А, ты про это, — он даже не оторвался от компьютера. — Ну да, купил консоль. И что? Всё равно верну когда-нибудь.

— Когда-нибудь? — мой голос предательски дрогнул. — А как же твои обещания?

— Боже, мам, ну ты как маленькая! — он наконец повернулся ко мне. — Все нормальные родители помогают детям. Вон, у Кирилла отец машину купил. А ты из-за какой-то консоли истерику закатываешь.

Я смотрела на это красивое, уверенное в своей правоте лицо и не находила слов. Где-то в глубине души теплилась надежда, что это всё временно, что он повзрослеет, поймёт… Но каждый такой разговор убивал эту надежду, словно ядовитые капли, падающие на нежный цветок.

***

Через неделю я решилась пригласить подруг на чай. Впервые за долгое время захотелось просто посидеть, поболтать, почувствовать себя живым человеком, а не функцией по обслуживанию сына. Пришли Марина и Лена — мои одноклассницы, с которыми мы дружили со школы.

— Девочки, попробуйте пирог, — я разливала чай, чувствуя, как отпускает привычное напряжение.

— Ольга, ты же вроде на фитнес собиралась? — раздался голос Дани, внезапно возникшего в дверях. — А сама пироги трескаешь. Потом удивляешься, почему одна живёшь.

Марина поперхнулась чаем. Лена старательно разглядывала скатерть.

— И вообще, — продолжил он, плюхнувшись в кресло, — вы не могли бы потише? У меня голова от вашего кудахтанья раскалывается.

— Данечка, — осторожно начала Марина, — мы…

— Ой, давайте без этих «данечек»! — он скривился. — Что вы как старые клуши собрались? Мам, лучше бы убралась нормально — пыли везде накопила.

Я смотрела на подруг, на их растерянные лица, и чувствовала, как внутри поднимается что-то новое. Не стыд, не боль — холодная ярость.

— Знаете что, девочки, — я встала, — пойдёмте до проспекта пройдемся. Там есть уютное кафе за углом.

— Да ладно, мам, — усмехнулся Даня, — можете остаться. Я великодушный.

Но мы уже собирали сумки. На улице Лена взяла меня за руку:

— Оля, как ты это терпишь?

— Он же ещё ребёнок, — привычно начала я и осеклась. Нет, он уже давно не ребёнок. И пора посмотреть правде в глаза.

В кафе разговор не клеился. Мы говорили о чём угодно — о работе, о погоде, о новом сериале, но я видела в глазах подруг невысказанный вопрос. И впервые за долгое время честно ответила себе: так больше продолжаться не может.

Вечером я сидела в пустой квартире, листая старый фотоальбом. Вот Даня делает первые шаги, вот идёт в первый класс, вот мы вместе на море… Когда же всё пошло не так? Когда я позволила любви превратиться в рабство?

Телефон звякнул сообщением. Даня: «Мам, кинь три тысячи на карту. В кино с ребятами идём.»

Я смотрела на экран, и внутри разливалось странное спокойствие. Впервые за много лет я точно знала, что делать дальше. Просто нужно набраться смелости и сделать шаг. Один решительный шаг к новой жизни.

«Нет,» — набрала я в ответ и нажала «отправить».

Телефон взорвался звонком почти мгновенно.

— Ты что, серьёзно? — в голосе сына звучало искреннее удивление. — Мам, ты в своём уме?

— Абсолютно, — ответила я и впервые за долгое время улыбнулась. — И знаешь что? Нам надо серьёзно поговорить. Прямо сейчас.

После того как я пришла домой он сразу же накричал на меня.

— Нам не о чем разговаривать больше! — Даня метался как ураган. — Что значит «съезжать»? Это мой дом!

Я стояла у окна, глядя на вечерний город. Огни фонарей подмигивали мне, словно поддерживая в самый важный момент моей жизни.

— Нет, Даня. Это мой дом. И я больше не позволю тебе превращать его в место, где я чувствую себя служанкой.

— Да ты… да ты просто с ума сошла! — он нервно рассмеялся. — Мам, может тебе к врачу сходить?

Раньше такие слова ранили бы меня до глубины души. Но не сегодня.

— У тебя две недели, чтобы найти съёмную квартиру, — мой голос звучал спокойно и твёрдо. — Я помогу с первым взносом. Но жить здесь ты больше не будешь.

— Ах вот как? — он прищурился. — И куда же ты денешь родного сына? На улицу выкинешь?

— Ты взрослый человек, Даня. Пора учиться отвечать за свои поступки.

Он метался по комнате, как тигр в клетке. Хватал какие-то вещи, бросал их обратно, пытался давить на жалость, угрожал, что никогда больше не заговорит со мной. А я смотрела на него и думала — как же долго я была слепой.

— Знаешь что? — вдруг выпалил он. — Я сам уйду! Прямо сейчас! Посмотрим, как ты тут без меня справишься!

Ключи полетели на пол. Хлопнула входная дверь. Тишина.

Я медленно опустилась в кресло и впервые за много лет расплакалась — не от горя, а от облегчения. Словно тяжёлый рюкзак сбросила с плеч.

***

Первая неделя была странной. Я просыпалась в панике — не проспала ли? Не опоздает ли Даня на пары? Потом вспоминала — теперь это не моя забота. Квартира казалась непривычно просторной и тихой.

Даня писал каждый день. Сначала злые сообщения: «Надеюсь, ты довольна!», «Ты ужасная мать!». Потом начал давить на жалость: «Мам, у меня деньги заканчиваются», «Здесь так холодно по ночам». Я отвечала коротко: «Ты справишься».

Через месяц я впервые пошла на йогу. Через два — записалась на курсы английского. А ещё через месяц поймала себя на том, что напеваю, готовя завтрак только для себя.

— Оля, ты прямо светишься! — заметила Марина при встрече. — Влюбилась что ли?

— Да, — улыбнулась я. — В жизнь.

В один из вечеров раздался звонок в дверь. На пороге стоял Даня — похудевший, немного растрёпанный.

— Мам… можно войти?

Я молча отступила, пропуская его в квартиру. Он огляделся — в гостиной появился новый диван, на стенах — картины, на подоконнике — орхидеи.

— Красиво стало, — неловко сказал он. — Слушай, мам… я тут подумал… В общем, я был неправ.

Я смотрела на своего сына — и видела в нём наконец-то не капризного мальчика, а молодого мужчину, который учится принимать свои ошибки.

— Проходи, — сказала я. — Чай будешь?

Мы сидели на кухне, как чужие люди, которым предстоит заново научиться быть родными. Это будет непросто. Но теперь я знаю — любовь не должна разрушать. Настоящая любовь — это когда уважаешь не только другого, но и себя.

А за окном догорал закат, окрашивая небо в цвет новых начал. И где-то в глубине души я знала — всё будет хорошо. Теперь точно будет.