Лесник, вскрывая брюхо беременной Нины, еще не догадывался, что его ждет. Увидел, что внутри, и онемел.

Лесник Петр жил уединенно в своей избушке, глубоко в чаще. В деревне его уважали, но в гости к нему никто не ходил — суров, немногословен, будто с самим лесом сроднился. Говорили, что видел он то, чего другим не суждено.

В ту злополучную ночь Петр услышал стук в дверь. На пороге стоял охотник Семен, весь бледный, с трясущимися руками.

— Помоги… Нина… — выдавил он, едва держась на ногах.

Лесник взял фонарь и пошел за ним. На опушке, под лунным светом, лежала Нина, жена Семена. Ее живот был раздут, но она не дышала.

— Медведь? — тихо спросил Петр.

— Нет… Сам не знаю… — Семен опустился на колени, закрыл лицо руками.

Петр присел рядом. На теле Нины не было следов нападения — только странный, еле заметный разрыв кожи на животе, словно кто-то вылез изнутри.

Что-то внутри него шевельнулось. Лесник достал нож, осторожно разрезал ткань рубахи, а затем…

Крови почти не было. Только темная, почти черная слизь, заполнявшая нутро Нины. В ней что-то двигалось.

Петр замер. Глаза его расширились.

Из разрезанного живота медленно поднялась крохотная детская ручка. Лесник отшатнулся. Семен вскрикнул.

Ребенок… Но он был не совсем человеческим. Кожа его светилась в темноте, а зрачки, узкие, как у змеи, впились в лицо лесника.

Младенец задышал, открыл рот… и тихо зашипел.

Лесника охватил ледяной ужас.

Семен завыл:

— Это… не мое… Это не мое!

В лесу, совсем рядом, зашуршали деревья. Кто-то смотрел. Кто-то ждал.

Лесник вдруг понял: они только что выпустили в мир нечто чужое. Нечто, что пришло не отсюда.

И теперь оно живо.

Петр застыл, глядя на младенца, покрытого странной темной слизью. В свете фонаря его кожа мерцала, словно осенний иней на траве. Глаза неестественно блестели – зрачки сужены, губы слегка приоткрыты, и изо рта медленно поднимался пар, хотя ночь была теплая.

Семен, стоявший рядом, дышал часто и судорожно. Его губы беззвучно шептали молитву, но слова не спасали его от ужаса.

Младенец двигался. Совсем немного – шевельнул пальцами, затем приподнял голову. Лесник крепче сжал нож.

— Мы… что будем делать? — выдохнул Семен, не в силах оторвать взгляд от существа.

Петр медленно поднялся, огляделся. Лес вокруг казался странно живым. Ветки скрипели, листья тихо шуршали, хотя ветра не было.

— Это… это не человек, — прохрипел лесник.

Существо вдруг моргнуло. Его крохотные губы изогнулись в пародии улыбки. Затем оно издало звук – тихий, будто переливчатый щебет птицы.

Петр едва не выронил фонарь.

Семен дернулся назад.

И тут сзади, из глубины леса, послышался ответ. Такой же переливчатый, но громче.

— О боже… — Семен зашатался, схватился за голову.

Петр медленно повернул голову в сторону темных стволов. Там, в тени деревьев, что-то двигалось. Глаза… Множество глаз – тускло мерцающих, наблюдающих.

— Они пришли за ним, — хрипло сказал лесник.

Он вдруг осознал, что руки у него дрожат.

Существо в животе Нины было не единственным.

В лесу… ждали его братья.

И они шли за ним.

Лес наполнялся звуками – странными, неестественными. Переливчатый щебет превращался в вибрирующий гул, который разносился между деревьями, подступая все ближе.

Семен вдруг бросился назад, спотыкаясь:

— Уходи… Петр, уходи…

Но лесник не мог двинуться. Он чувствовал… что уже поздно.

Поздно для них обоих.

Поздно для всей деревни.

Существо в его руках вновь открыло рот.

И закричало.

Звук был не детским. Он был древним.

И лес откликнулся.

Лесник не помнил, как оказался на коленях. Его руки не слушались, дыхание стало рваным. Ребенок — или то, что он считал ребенком, — лежал перед ним, извиваясь в темной слизи, и кричал.

Этот звук пронизывал мозг, заставляя кровь в жилах стынуть. Он не был похож на плач младенца. Это был зов.

Из леса раздавались ответные крики. Они приближались.

Семен сорвался с места, побежал, оступаясь, не разбирая дороги. Но Петр не мог двинуться. Ему казалось, что что-то держит его за плечи, цепко, как корни старого дерева.

Внезапно ночной воздух прорезал хруст веток.

Лесник поднял глаза.

Между деревьями двигались тени.

Они были высокими, неестественно худыми. Кожа их, если это была кожа, переливалась, словно тлеющие угли, а глаза светились тусклым янтарем. Они шли бесшумно, но их присутствие чувствовалось каждой клеткой тела.

Их было пятеро.

Они остановились, окружая Петра. Один шагнул ближе, наклонил голову. Существо было выше его почти на голову, его лицо казалось расплывчатым, как отражение в воде. Оно посмотрело вниз, на младенца, и его губы раздвинулись в кривой ухмылке.

«Он не твой.»

Слова не были произнесены вслух. Они прозвучали прямо в голове лесника.

«Ты просто… открыл дверь.»

Петр хотел закричать, но не смог.

Существо медленно потянуло длинные пальцы к младенцу. Тот издал тихий, почти довольный звук, протянул к нему крохотные руки.

И тогда… Петр понял.

Он не должен был позволить этому случиться.

Ему нельзя было отдавать его.

Слишком поздно.

Существо подняло младенца, прижало к себе. Остальные склонили головы, будто приветствуя возвращение своего.

Лесник чувствовал, как реальность вокруг меняется.

Лес дышал.

Мир, который он знал, становился чем-то иным.

«Скоро.» — вновь прозвучал голос в его голове.

Существо посмотрело на него в последний раз, а затем… исчезло.

Все они исчезли.

Лесник упал на землю. Ночь снова стала обычной.

Только тело Нины осталось лежать на земле, а следы вокруг него были уже не человеческими.

Где-то далеко, в темноте, раздался последний переливчатый звук.

Они не ушли.

Они просто начали.

На следующее утро Петр вернулся в деревню.

Он не помнил, как шел через лес. Ноги двигались сами, разум был пуст. Перед глазами стояла одна картина: как они забирают младенца.

Как они исчезают.

Но что тревожило больше всего — это чувство.

Они не ушли.

Деревня

У калитки своего дома его встретил дед Гаврила, старый, как сама земля.

— Где ты был? — нахмурился он, оглядывая изможденное лицо Петра.

Лесник хотел ответить, но язык не слушался.

— Семен пропал, — добавил старик. — А его жена… говорят, ты был там.

Петр кивнул.

Весть о смерти Нины разлетелась быстро. Бабы уже шептались, дети глазели на него, как на привидение.

— Лес… Он изменился, — глухо сказал Петр.

Гаврила вздрогнул.

— Что ты натворил, Петр?

Лесник посмотрел ему в глаза.

— Я открыл дверь.

И в тот же миг, словно в подтверждение его слов, ветер в деревне вдруг стих.

Полное, неестественное безмолвие повисло в воздухе. Даже собаки перестали лаять.

А потом…

В колодце, что стоял на площади, что-то захрипело.

Они здесь

Петр и Гаврила медленно повернулись к колодцу.

Из глубины доносился глухой, булькающий звук.

— Свят-свят… — выдохнула бабка Вера, осеняя себя крестом.

Но это не помогло.

Из темноты на поверхность медленно поднялась чья-то рука.

Костлявая. Покрытая той же темной слизью, что он видел в животе Нины.

Кто-то вылезал наружу.

Лес зовет

Петр знал, что это значит.

Это не деревня изменилась.

Это мир стал другим.

Они возвращаются.

И уже никто не мог их остановить.

Лесник Петр стоял перед колодцем.

Склизкая рука, вылезавшая из темноты, замерла. В воздухе висел затхлый запах гнили и сырости.

Жители деревни в ужасе отпрянули.

— Это… что-то нечистое! — выдохнула бабка Вера, перекрестившись.

Гаврила схватил лесника за плечо:

— Петр, если ты открыл дверь, значит, ты можешь её закрыть.

Но как?

Петр чувствовал, что лес следит за ним. Что те, кто пришли за младенцем, не ушли.

Они ждали.

Но чего?

И вдруг он понял.

Они не хотели разрушения. Они хотели вернуть баланс.

Он закрыл глаза, слушая тишину, пропитавшую деревню.

Закрыть дверь

Существо в колодце замерло. Оно ждало решения.

Петр сделал шаг вперед.

— Я открыл вас, — сказал он, и голос его звучал странно — будто отзывался в самом воздухе.

Лес услышал его.

— Но теперь… Я вас закрываю.

И тут он понял, что у него всегда был ключ.

Не нож.

Не сила.

Жертва.

Лес требовал жертву, но не крови.

Он требовал прощения.

Петр опустился на колени, коснулся земли.

— Простите нас, — прошептал он. — Мы не знали.

Лес зашумел.

Существо в колодце издало странный, щебечущий звук. Оно понимало.

Деревья закачались, и на землю легла новая тишина.

Но не мертвая.

Это была тишина покоя.

Петр поднял голову.

Существо в колодце исчезло.

Шепот в лесу стих.

И воздух снова стал легким, живым.

Дверь была закрыта.

Возвращение к жизни

На следующее утро солнце встало над деревней так, как не вставало много лет — мягким, золотистым светом.

Жители не говорили о случившемся.

Но все чувствовали: что-то изменилось.

Лесник Петр долго стоял у края леса, слушая его дыхание.

Теперь он знал: есть вещи, которые не принадлежат людям.

И их нельзя открывать.

Но сегодня…

Мир снова был в равновесии.

Конец.