Свекор зашел в комнату к парализованной невестке. Она лежала на кровати, неподвижная, с пустым взглядом. Когда-то в этих глазах было столько жизни, но теперь — только немой крик, запертый внутри.
— Лежи и терпи, — сказал он глухо и сел рядом.
Ее дыхание участилось, но не от страха. От гнева.
— Я знаю, ты слышишь меня, — продолжил он, глядя в ее застывшее лицо. — И знаешь, что так дальше нельзя.
Он наклонился, сунул руку в карман и вытащил небольшой сверток. Развернул — таблетки.
— Это больно, правда? Не тело. Душа. Ты кричишь внутри, но никто не слышит.
Глаза невестки вспыхнули. Он заметил, как в уголке ее губ дернулась жилка.
— Лежи и терпи… — повторил он. — Как терпела мой сын.
Глаза наполнились слезами.
— Ты ведь думала, что он сам прыгнул? Что я поверил в это?
Свекор взял ее за руку.
— Ты всегда знала, что он слабый. Что не выдержит. Но ты давила. Ты играла с ним. Вытягивала жизнь, словно пиявка. И когда он наконец сломался, ты даже не удивилась. Просто продолжила жить.
Сердце женщины билось часто.
— Но я не позволю тебе жить дальше.
Он разжал кулак. Таблетки рассыпались по покрывалу.
— Это последний шанс. Справедливость должна быть.
Он поднялся, выключил свет и вышел.
За дверью он остановился, прислушался.
И вскоре услышал, как сквозь немоту отчаяния звучит ее беззвучный крик.
Свекор стоял за дверью, слушая эту гробовую тишину. Он знал — она в отчаянии. В голове у нее наверняка бушевал вихрь мыслей. О том, как она дошла до этого. О том, что она потеряла. О том, что осталось.
Он ушел в кухню, налил себе чаю, сел за стол. В доме было пусто. Когда-то здесь раздавался смех его сына, шуршали шаги, спорили о мелочах, но теперь… Теперь лишь одинокий звук тикающих часов.
Прошел час. Два.
Он вернулся к комнате. Дверь оставалась закрытой.
Осторожно повернул ручку.
Она лежала так же, как и прежде. Только теперь — по щекам текли слезы. Она смотрела на него. Губы чуть дрожали.
— Ты все еще здесь, — хрипло сказал он.
Она моргнула.
— Значит, выбрала терпеть, — он кивнул. — Хорошо.
Медленно подошел к тумбочке, взял стакан воды. Поднес к ее губам.
— Но теперь ты не просто терпишь. Теперь ты отвечаешь.
Он достал из кармана еще один сверток.
— Это не яд. Это шанс.
Глаза ее расширились.
— Это лечение. Медленное, болезненное, но… шанс.
Он сел рядом.
— Но если начнешь — назад пути не будет.
Она слабо сглотнула. Он видел, как в уголке ее глаза вспыхнуло что-то. Искра. Может, впервые за долгие месяцы.
— Я буду здесь, — продолжил он. — Ты будешь терпеть. Но не ради наказания. Ради искупления.
Женщина вздрогнула, и это было едва заметно, но он увидел.
— Давай начнем, — сказал он.
И в комнате, полной боли, впервые появилось нечто большее — надежда.
Прошли месяцы. Каждый день был борьбой. Свекор помогал ей, как мог — кормил, делал массажи, следил за лечением. Она терпела, сжимая зубы, срывалась, иногда молча плакала. Но главное — не сдавалась.
Первый раз, когда она смогла слабо пошевелить пальцем, он ничего не сказал, только молча поставил перед ней чашку чая и сел рядом.
Когда смогла немного шевелить рукой, он впервые за долгое время усмехнулся:
— Значит, не зря терпела.
Она моргнула, и он понял — в ее взгляде уже нет прежней пустоты.
Прошло еще полгода. Она сидела в кресле у окна, согревая руки о чашку горячего чая. Свекор вошел, бросил на нее взгляд, привычно буркнул:
— Сегодня пробуем сделать пару шагов.
Она кивнула. Теперь она могла говорить, но чаще молчала. Слова казались слишком лишними. Он это понимал.
Когда она встала, ноги подкашивались, но он подхватил ее.
— Спокойно, — сказал он. — Главное — шаг за шагом.
Она кивнула. Сделала первый шаг. Потом второй.
Впервые за долгое время он улыбнулся.
— Вот и хорошо.
Она медленно повернулась к нему. Смотрела долго, словно пытаясь сказать что-то без слов.
— Спасибо, — тихо прошептала она.
Он отвел взгляд, потер затылок и пробормотал:
— Ладно уж… Главное — не останавливайся.
И в тот момент она поняла: ей дали второй шанс. И она его не упустит.
