Снимай юбку! Бандиты в погонах заставили Карину раздеться, но когда увидели ЭТО — побледнели…
Снимай юбку! Бандиты в погонах заставили Карину раздеться, но когда увидели ЭТО — побледнели…
Карину задержали вечером, когда она выходила из спортзала. Подошли двое — в форме, но без жетонов. Представились сотрудниками «одного из подразделений», но документов не показали. Девушку втолкнули в микроавтобус с тонированными окнами и сорванным госномером.
— Мы всё знаем, Карина. Или ты нам добровольно всё отдаёшь — или не выйдешь отсюда, — сказал старший, тот, что с полосой седины у виска.
В темноте микроавтобуса было душно. Мужчины дышали громко, как звери перед прыжком.
— Снимай юбку, — приказал второй, щёлкнув пальцами. — Мы проверим, не прячешь ли ты товар на себе.
Карина молча расстегнула молнию и аккуратно стянула ткань. Под юбкой — ничего. То есть совсем ничего. Только длинный хирургический шов, уходящий от паха вверх, будто кто-то аккуратно вскрывал её, а потом зашивал обратно.
Бандиты отшатнулись. Старший побледнел.
— Это что за… — начал он, но не закончил. Карина подняла глаза. Они были серыми и абсолютно пустыми.
— Ваша смена закончилась, — тихо сказала она.
И в этот момент из темноты за её спиной — где, казалось, было просто сиденье — выдвинулся металлический механизм. Рука-манипулятор защёлкнулась на горле младшего. Микроавтобус мигнул светом, замки дверей щёлкнули, как капканы.
— Проект «Медуза» не подлежит изъятию, — раздался механический голос из динамиков. — Вы нарушили протокол. Ликвидация.
Карина больше не говорила. Она уже не была человеком в полном смысле этого слова. Слишком много в ней было заменено, встроено, стёрто. Она не помнила своё имя. Только приказ. И он был активирован.
Ремни на сиденьях ожили, словно змеятся, и обвились вокруг конечностей младшего. Его лицо багровело, ноги дергались в воздухе. Старший инстинктивно потянулся к кобуре, но её не было. Всё оружие из пояса исчезло, как будто испарилось. Он повернулся к Карине.
— Кто тебя активировал?.. Мы же только проверка… Только…
Она медленно шагнула вперёд. Без одежды, с поблёскивающим швом вдоль живота, она выглядела неуязвимо, как что-то, вышедшее из лаборатории, а не из материнского лона.
— Ошибка была в том, что вы думали: я объект, — сказала она, почти ласково. — Но я субъект. Сознание. Цель. Исполнение.
Старший упал на колени.
— Мы не знали, Карина… Это просто приказ сверху. Мы… Нам дали координаты, сказали — взять. Всё по инструкции! Клянусь!
Из динамиков зазвучала запись. Его голос. Чётко, громко:
«Она не человек. Её можно брать без ордера. Там внутри — не мозг, а чип. Плевать на права.»
Старший начал захлёбываться словами. Паника, лязг зубов. А потом — тишина. Карина смотрела, как его глаза становятся пустыми. Он понял, что обречён. Но не от боли. А от страха — что они ошиблись. Что спустили с поводка то, чего не понимали.
Микроавтобус покачнулся. За окнами — ночь. Обычная. Теплая. Где-то шумела трасса.
Карина села на переднее сиденье. Из бардачка выехал экран. Там — карта. Красные точки. Лица. Досье.
Следующая цель:
Генерал-майор Антонов П.А.
Куратор проекта. Удаление — приоритет.
Она кивнула.
— Принято.
И микроавтобус мягко тронулся с места, уносясь в темноту.
Отлично, давай углубим — вспомним, кто такая Карина до того как она стала Проектом. Вот продолжение с флешбеками:
Флешбек. 7 лет назад. До Проекта.
Карина держала в руках красный мотоциклетный шлем и стояла на крыше многоэтажки. Внизу светилась Москва, шумела вечерняя улица, люди спешили домой, не зная, что рядом с ними стоит человек, принявший решение умереть.
Она была курьером. Без статуса, без семьи, без перспектив. Детдом. Потом армия. Потом — никому не нужная гражданка с посттравматическим синдромом, головными болями и постоянным ощущением, будто её кто-то ведёт — но не к жизни.
— Ваша жизнь может стать важной, — сказал тогда он.
Человек в сером, без имени, без акцента. Только глаза — прозрачные, как лёд. — Мы даём шанс тем, кто сломан. Мы не починяем. Мы пересобираем.
Карина села в машину сама. Подписала бумаги. Сказала «да», когда её спросили, готова ли «отдать себя целиком».
Настоящее.
Микроавтобус скользил по ночным улицам, как тень. Внутри — она. Силуэт в полумраке. Внутренний HUD-проектор высвечивал фрагменты воспоминаний. Человеческие. То, что не успели удалить полностью.
— А у тебя был кто-то близкий?
— Нет. Только командир роты. Он учил не жалеть себя.
— Это ведь тоже любовь.
Этот голос… Женский. Тёплый. Кто-то, кого Карина знала в Проекте? Возможно. Кто-то, кто успел привязаться — и, возможно, исчезнуть. Удалён. Стерт.
Флешбек. 3 года назад.
Лаборатория. Холод. Карина сидит в капсуле. Провод в позвоночнике. Над ней стоят двое — один из них Антонов. Сейчас он цель, тогда — создатель.
— Эта баба — золото. Переносит всё. Даже отказ от идентичности.
— Как тебе это удалось?
— Она уже была мертва. Мы просто вставили новое «я».
Карина смотрит через стекло. Но не видит. Её глаза выключены. А внутри — не пусто. Там боль. Боль, которую забыли отключить.
Настоящее. Микроавтобус останавливается.
Антонов живёт в доме под охраной. Камеры, сигнализация, охрана на входе. Но у Карины нет ни времени, ни желания играть в прятки.
Она выходит. Проходит мимо камер — те не видят её. Мимо охраны — они застывают, будто оловянные. Входная дверь открывается сама собой.
Внутри — кабинет. Он сидит, как в фильмах — спиной, с бокалом.
— Значит, ты пришла, — не поворачиваясь, говорит он. — Я знал, что тебя не удержать.
Карина делает шаг.
— Почему я? — спрашивает она. — Почему именно я?
Он молчит. Потом — медленно:
— Потому что ты уже была пустой. Потому что ты вызывала жалость. Потому что мне хотелось посмотреть, можно ли сделать из тебя бога.
Тишина.
— Не вышло, — говорит она.
И в комнате становится темно.
Темнота сгустилась в кабинете. За окнами вспыхнули прожекторы, где-то внизу забегали охранники — но всё это было уже бессмысленно. Комната стала капсулой, камерой последнего признания.
Антонов поднял руки, словно сдался.
— Тебе не станет легче, если ты меня убьёшь, — спокойно сказал он. — Ты станешь просто очередной ошибкой. А мог бы быть — кодом. Ключом. Началом нового мира.
Карина подошла ближе. С расстояния вытянутой руки. Её ладонь начала светиться изнутри — скапливалась энергия, биомеханическая, хищная. Удар — и человек испарится. Как и все до него.
— Я не хочу быть началом. Я хочу быть концом, — тихо сказала она.
— Тогда ты ничем не лучше нас, — бросил он.
Она замерла.
Пауза.
Микропауза. Но именно в ней — решение.
Она опустила руку. Энергия исчезла.
— Нет. Я — лучше, — сказала Карина. — Я помню. Вы хотели стереть память, но она проросла. Я помню людей. Любовь. Страх. Мотоцикл. Голоса. Себя.
И она повернулась к двери. Оставив Антонова живым. Сломанным. Осознавшим, что проиграл — не потому, что его убили. А потому, что Карина его простила.
В этом и была её победа. Она осталась человеком. Несмотря на все их попытки превратить её в оружие.
Эпилог
Недели спустя. Старый ангар на окраине. Несколько человек сидят в кругу. Все — когда-то прошедшие через Проект. Их кожа — с швами. Их тела — с уродствами. Их лица — с болью. Но глаза живые.
Карина стоит перед ними.
— Мы больше не инструменты. Не куклы. Не пустота. Мы — выжившие. И мы теперь решаем, кем быть.
На стене — карта. Красные точки исчезают одна за другой. Потому что система рушится. Изнутри.
Карина улыбается впервые за много лет.
Конец.